Сергей Ракочевский "Опыт собрания исторических записок о городе Рославле", 1885 г., часть 2

      Взвесив оба разноречивые мнения эти о времени основания г. Рославля, нельзя бы конечно не склониться на сторону второго, как более вероятного, если бы мы только знали одно прямое летописное указание на то, что наименование Ростиславля принадлежало когда-нибудь именно Рославлю; не имея же в виду такого указания, мы постараемся относиться без особенной доверчивости и к этому второму, более вероятному мнению и, не увлекаясь правдоподобием его, попробуем рассмотреть исторические события, могшие быть причиною возникновения города в нашей местности и наименования его Ростиславлем.
      Местность, на которой расположен г. Рославль со своим уездом, может быть имела обитателей гораздо ранее крещения Руси и даже, быть может, в доисторические времена. Смелость такого предположения оправдывается отчасти теми металлическими находками, какие попадались искателям кладов, пробовавшим раскапывать древние насыпные курганы близ села Марьинского (Каменец – тоже), находившегося в Рославльском уезде, в 85 верстах от г. Рославля. Форма попадавшихся металлических находок настолько оригинальна, что и сами кладоискатели не почли их монетами: оловянные и медные, в виде или треугольника, или новолуния, исчерченные непонятными знаками, находились они между человеческими костями под курганами и вероятно служили спасительными талисманами для веровавших в их чудодейственную силу язычников . Подобного вида курганов много по уезду Рославльскому. Рассказывают, что в начале нынешнего столетия крестьяне деревни Малых Озобич, очищая место под постройку нового овина, раскопали один подобный близлежащий курган, и нашли несколько металлических перстней, но никаких человеческих костей при этом не было замечено. Около того же времени и в том же селении, при добывании земли на исправление мельничной плотины, одним крестьянином найден был, на довольно значительной глубине, каменный молот, очевидно, сделанный людьми не знавшими употребления железа. Непонятным для нас образом изсеченный из камня серо-зеленого цвета, несколько заостренный с одного конца, отличался он замечательной тщательностью отделки: для рукоятки дыра в нем просверлена так искусно, как не легко просверлить даже дерево; при высоте в три вершка, имел он около одного квадратного вершка в основании и весил около пяти фунтов. Молот этот до 18 июля 1855 года принадлежал пишущему эти строки и утрачен в пожаре.
      Как древний памятник религиозных верований древних обитателей края, до сих пор еще можно видеть, в 45 верстах от г. Рославля, близ деревни Болваны, грубое каменное изваяние, смутно напоминающее либо крест, либо фигуру человека. Круглое в основании, постепенно суживаясь к верху, выше плеч принимает оно уже плоскую форму; углубленное в землю на 21 дюйм, над землей возвышается оно на 30 дюймов. Находясь в центре окружности, образовавшейся из разбросанных различной величины камней, неизвестно как и кем поставленное здесь, служит оно для окрестного простонародья предметом суеверных рассказов; о нем говорят: «Некогда проходил по этому месту какой-то святой муж и, увидев пастуха, праздно стоявшего посреди бродящего стада, обратился к нему с просьбой о какой-то ничтожной услуге, но грубый пастух отказался услужить святому и не захотел двинуться с места: «будь же ты камнем, - сказал разгневанный праведник, - и камнями станет стадо твое!»… и мгновенно окаменел пастух на веки, и превратилось в камни все стадо его».
      История изображает нам Владимира Мономаха человеком дела, образцом предусмотрительной заботливости о благе общественном. Мог ли же подобный человек, близко знавший бедственное состояние южной России, в конец опустошенной Половцами , не стараться предотвратить возможность повторения того же и на севере, где, в звании князя Смоленского, он в свое время самое мало потрудился для пользы общественной? Не замечал ли он, как постепенное обезлюдивание окраинных городов открывало варварам широкую дорогу внутрь России? А замечая, не выразил ли он живого опасения за Русскую землю, в письме своем к Святославичам, по поводу ослепления Василька ? И вот, может быть, под влиянием этих самых опасений и почти одновременно с письменным выражением их, он, в 1098 году, преграждая свободный доступ к Смоленску с юга, «заложи город на Встри», как записано в летописи . Это название вероятно долго удерживала за собой река, протекающая близ г. Рославля: в 1522 году называли ее Вострью , а в 1699 Острью и, иногда, Острем, как называют и поныне. Но если бы здешнему местному простолюдину вы предложили такой, например, вопрос: «в которой из рек окрестных улов рыбы бывает обильнее?» то в ответ услышали бы «у Востри», подобно тому как вместо «в окне» произносит он «у вакне», вместо «в олтаре» - «у вылтари», и т.п.: в простонародном местном наречии, в большей части имен существительных буква в почти всегда предшествует начальной букве о, например: вочи, вотчим, воблако, возеро, Вольга, вобраз, и проч. Может быть, эта самая своеобразность местного произношения ввела в ошибку грамотников, записавших в 1522 году «рубеж городу Рославлеву с Мстиславлем», побудив их прозвать Вострью известную нам реку Острь; или же, быть может, неудобное к произношению древне-русское наименование «Встри», постепенно изменяясь с течением времени, превратилось наконец в более удобное к произношению – Остри, с потерею начальной буквы в, как придыхания. Вероятно, по крайней мере, что общепринятое ныне наименование «Остри», местно-простонародное «Востри» и древне-русское «Встри», суть видоизменения наименования одной и той же реки. А если тождество «Встри» и Востри» не подлежит сомнению, то следов города, заложенного Владимиром Мономахом в 1098 году, нигде иначе искать не следует, как только на протяжении этой реки, и так как вблизи ее только один город – Рославль, то над ним и следует остановиться нам, как над искомом пунктом. При этом, указание летописца на непосредственное соседство с Вострью города, заложенного Мономахом, не должно смущать нас как и потому, что слово «на Встри» можно принимать в смысле определения города, так и потому, что древняя «Вострь», называемая ныне Острью, может быть, когда-нибудь и переменила свое русло, или же быв многоводнее, заливала на значительном пространстве низменности левого беоега и оставалась таким образом ближе к городу: ведь еще так недавно сравнительно, в 1682 году, Рославльский земский староста Ивашка Иванов определяет расстояное между городом и рекою следующими словами: «а Острь – река от города меньше версты» ; тогда как расстояние «меньше версты», семисотсаженной даже, не кажется и нам уже вероятным.
      Если уже тождество «Встри» и «Остри» не подлежит сомнению, и если следует считать доказанным, что наименование реки, протекающей вблизи города, подвергалось изменению, то отчего ж не допустить предположения, что подобная же участь постигла и наименование самого города. Хоть и правда то, что никогда в истории не неходим мы того указания, чтобы Мономах именовал Ростиславлем город, в 1098 году им заложенный на Встри, но не менее правда и то, что и отрицательного ответа на этот вопрос не представляет нам история; тогда как сопоставление личных качеств Владимира Мономаха с современными ему историческими происшествиями, побуждает нас склониться на сторону вероятия в возможность наименования заложенного им в 1098 году города Ростиславлем, по следующим причинам. Лучшим доказательством того, что нежная привязанность к своему родному брату Ростиславу занимала в сердце Владимира не последнее место, может служить самоотверженный поступок его 26 мая 1093 года, когда, в гибельном для Русских сражении с Половцами, спасаясь сам от преследования врага и видя Ростислава, тонувшего в Стугне, с опасностью собственной жизни бросился он в глубину, на помощь к брату, где едва сам не утонул, не успев спасти утопшего.

Примечания:

1. См. Памятн. книж. Смоленск. губ. на 1858 г. ч. 2 стр. 122.
2. О бедственном состоянии южной России во времена Владимира Мономаха, смотр. Истор. Госуд. Рос. Карамз. 4-е изд. 1833 г. т. II, стр. 107.
3. Смотр. Истор. госуд. Российск. Карамз. 4-е изд. 1833 г. т. II, стр. 121
4. Смотр. Полн. Собр. летоп. I, 116
5. «рубеж городу Рославлеву с Мстиславлем промеж Словнева да Шибнева к Гневкову Доброю речкою на Водонос, а от Водоноса Доброю же речкою Вострь». Смотр. Истор. Росс. с древн. врем. Изд. 1854 г. т. V, примечание 345.
6. В архиве Рославльской городской управы, смотр. В «Старинном деле о размежевании городских полевых земель», стр. 26.
7. Смотр. Истор. госуд. Российск. Карамз. 4-е изд. 1833 г. т. II, стр. 105.