Сергей Ракочевский "Опыт собрания исторических записок о городе Рославле", 1885 г., часть 7

      И однако же, в связи с событиями троекратных походов Василия к Смоленску, в истории не встречается имени города Рославля; только под 1515 годом говорится о нем: «Воевода Псковский, Андрей Сабуров, без ведома Государева ходил с тремя тысячами воинов на Литву: шел мирно, не делал никакой обиды жителям и стал у Рославля, объявив гражданам, что бежит от Великого Князя к королю. Они поверили ему и выслали ему, как другу, съестные припасы; но Сабуров нечаянно, в торговый день, взял Рославль, обогатился добычей и вывел оттуда множество пленных, из коих освободил только 18 купцов немецких» * (*См. Истор. Госуд. Российск. Карамзин, изд. 1834 г. т. VII, стр. 81)
      В том не может быть никакого сомнения, что война с Литвой и смоленская осада потребовали от Московского государства полного напряжения сил, и что в составе рати великокняжеской находились представители почти всех городов государства Московского; были между прочими и псковичи; поэтому, если участвовавший во втором смоленском походе окольничий Андрей Сабуров есть одно и то же лицо, что и Андрей Сабуров, воевода Псковский, то нет ничего легче как, сообразив все вышеописанные обстоятельства, придти к тому заключению, что взятие города Рославля Сабуровым должно относить либо к 1514 г., либо даже к 1513 г., т.е. к тому времени, когда отряд псковичей, находясь в составе рати великокняжеской, удобно мог, не возбуждая ничьего подозрения, достигнуть Рославля, прикрываясь вымышленным побегом к королю. Но если бы, пережив борьбу за Смоленск, Рославль продолжал числиться городом литовским, то, в 1515 г., когда его окрестности уже не были наводнены полками московскими, удобный случай овладеть им мог скорее по соседству представиться Смоленскому наместнику, князю Шуйскому, или кому нибудь из его подручных, нежели Андрею Сабурову, воеводе Псковскому. Несомненно по крайней мере то, что отнятый Василием у Сигизмунда город Рославль, и после Оршанской битвы, уже не передался Сигизмунду, как тогда же передались смежные с ним Кричев и Мстиславль, и по перемирному договору 1522 года речка Добрая, протекавшая к Гневкову промеж Словнева да Шибнева, отделила его от Мстиславля, а от Кричева – речка Шумячь, впадающая в Немелицу* (*В V томе Истории России с древн. времен, Соловьева изд. 1864 г. см. стр. 368 и к ней примечание 354).
      Возможности исполнения в тайне похода псковичей с воеводой Сабуровым не признает и автор исторического отдела в многотомном издании «Городские поселения в Российской Империи»; он говорит: «сомнительно это известие, как потому, что трудно допустить, чтобы псковичи могли пробраться в такую даль совершенно незамеченными, так и потому, что в летописях говорится о походе Сабурова к Бряславу (в нынешней Ковенской губернии) и вообще действие происходит в недальнем расстоянии от Опочки». – Подкрепив слова свои ссылкой на летопись, автор продолжает: «Положительно, впрочем то, что город этот неоднократно переходил из рук в руки. В договорах Василия Иоанновича с королем польским 1533-1538 гг., Рославль показывается за Сигизмундом; а в царствование Грозного он состоит за Россией, и в июне 1563 г. отражает нападение литовцев под предводительством князя Ивана Лычко, который и сам попался в плен. В эту пору Рославль был уже значительно укреплен, обнесен стеной, снабжен многими пушками и довольно большим гарнизоном» * (*См. Городские поселения в Российской империи. Т. IV, стр.625, издания 1864 года).
      Никаких следов крепостной стены не осталось в Рославле, и о ее существовании не сохранилось в народе никаких преданий, поэтому и нет никакой возможности определить место, где находилась она; окружала ли она посад, или в центре посада венчала только Городской Земляной Вал, - неизвестно; но за второе предположение говорят следующие соображения: если Городской Земляной Вал, оставаясь центром местного управления до самого начала XIX столетия, включал в своих пределах, как известно, не только квартиру градоначальника, но и тюрьмы, то можно допустить, что и издавна суд и расправа творились здесь же, и, вероятно, здесь же, по соседству с тюрьмами, совершались и неизбежные в тогдашнем судопроизводстве пытки; а до нас дошло сохранившееся в старинных документах известие, что костоломная операция эта в городе Рославле совершалась в Красной башне* (*В одной, дошедшей до нас, челобитной исхода XVII столетия написано: «Алешка пил и бражничал, и с отцом не жил, и службы не служил; и после того на него ж Алешку били челом Вам Великим Государям: отец его Алешкин; а в Рославле, в приказе, подавали челобитную в воровстве; и по тем челобитным он Алешка в Рославле был в Красной башне на стряске, и в воровстве своем винился». См. в архиве Рославльской городской управы, стр. 16 в «Старинном деле о размежевании городских полевых земель»), названной так, вероятно, в отличие от прочих, предназначенных исключительно для обороны. Где же удобнее, как не здесь, вблизи жилища градоначальника и в соседстве тюрьмы, могла помещаться эта Красная башня и, находясь на протяжении крепостной стены, в одно время служить и делу правосудия и делу обороны? Вероятно, как башни, так и вся крепостная стена были деревянные, а иначе, остатки фундамента сохранились бы в земле до нашего времени, но нигде ничего подобного не найдено в Рославле, не имевшем ни одного каменного строения до 1777 года; тем необъяснимее случайная находка нескольких обломков древнего кирпича, на глубине 6 футов попадавшегося в земле при копании в 1875 году рва для устройства каменного фундамента под возобновлявшийся Благовещенский иконостас. Найденные кирпичные обломки, выжженные превосходно, замечательны по своей плитообразной форме, непохожей на форму кирпичей Смоленской крепостной стены; при ширине в 6 ? дюймов, толщина их различна: от 1 ? доходит она до 2 дюймов, длина же совсем не известна, так как ни одного кирпича в целости не найдено. Нужно полагать, однако же, что обломки эти не есть остатки старинных печей, так как не только ни на одном из них не замечено никаких следов сажи или какого либо другого нагара, и не видно присохшего слоя глины, употребляемого при кладке печей, но даже присутствие весьма крепкого известкового цемента ясно видно на некоторых; и поэтому, если бы при раскопке нашли их в скученном положении и в значительном количестве, то следовало бы признать их остатком разрушившегося могильного склепа. Такое заключение было бы тем вероятнее, что на одной и той же глубине, по соседству с этими кирпичными обломками, попадались полуистлевшие человеческие кости. Но так как ни малейших следов могильного склепа не открыто, и находимые кирпичные обломки лежали в земле не вместе, то, для уяснения себе непонятной причины тесного соседства их с человеческими костями, нам должно остановиться на следующем предположении: некогда кирпичи эти находились на поверхности земли вблизи заново вырытой могилы и, попав случайно вместе со всяким мусором на заступ могильщика, при закапывании ее брошены были вглубь, на гроб покойника.
      Допустим, что путем догадок мы, наконец, пришли к истине; но все-таки не можем определить мы времени, когда принято было давать кирпичу плитообразную форму; мы также не знаем, сделан ли найденный нами кирпич здесь на месте, в Рославле, или привезен издалека; и вообще, вопрос – существовало ли в незапамятные времена какое-нибудь каменное здание в городе Рославле – остается вопросом нерешенным, и ответа на него не слышно даже в здешних народных преданиях. Надобно знать впрочем, что здешние народные предания ведут свое начало не с весьма отдаленной древности, как, вероятно, не с весьма отдаленной древности здешний край стал населяться предками теперешних его жителей. Быть может меры, употребленные Василием Иоанновичем для укрепления Смоленска за Москвой, «которые люди пригожи Государю нашему на Москве, тем Государь велел на Москву ехать; а которые пригожи ему в Смоленске, тем велел оставаться в Смоленске»* (*См. Истор. Рос. с древнейш. врем. Соловьева, изд. 1864 г. т. V, стр. 387), применяемы были и к прочим завоеванным городам, а тем более, если на взгляд Государя пригожих людей в них и совсем не объявлялось. Благоразумие таких мероприятий неоспоримо; а поэтому и короли польские могли подражать примеру Василия и из завоеванных русских городов уводить непригожих людей вглубь Польши.