Сергей Ракочевский "Опыт собрания исторических записок о городе Рославле", 1885 г., часть 9

      Следовательно, если завоевание даже такой первоклассной крепости, какой считался Смоленск, не могло удовлетворить Сигизмунда, сознававшего бесполезность приобретения города без жителей, то обладание рославльскими укреплениями еще менее удовлетворяло бы его, если бы жители, устрашившись королевских строгостей, навсегда бросив свои пепелища, убежали за рубеж. Самое положение дел не допускало излишних строгостей и требовало некоторых льгот; опасения же за прочность привязанности рославльчан к родному пепелищу их весьма логично истекать могли и из предшествовавших и из современных Сигизмунду III окружавших Рославль обстоятельств. Под продолжительным гнетом ратных тревог всякая торговая предприимчивость его жителей неизбежно должна была ослабеть окончательно, быв поколеблена на месте и не находя поддержки извне: большая проезжая дорога из Литвы в Москву, пролегая через Красный, Смоленск и Дорогобуж, оставляла Рославль далеко в стороне. Кратчайшая из Малороссии в Смоленск дорога шла на Мстиславль, а город Рославль, оставаясь опять же в стороне и от этого проезжего пути, хотя и имел через Мглин свое сообщение с Малороссией, но эта страна, сам обуреваемая в то время военными тревогами, оказывалась бессильной обогатить его избытками своих продуктов. В таком положении города, его жителям оставалось или довольствоваться теми скудными средствами к пропитанию, какие представлялись дома, или, во избежание голодной смерти, бросая город навсегда, убегать за рубеж. Бдительность пограничной стражи бессильна, как известно, преградить все тропинки для смелого перебежчика, и Сигизмунду, не удовлетворявшемуся обладанием города без жителей, ничего не оставалось иного, для прикрепления рославльчан к их родному городу, как и здесь обнаружить такую же щедрость на привилегии, какая им была обнаружена в Смоленске. Понятно, что привилегии почитались те удобнейшими и более приемлемыми, которые, не стоив ни копейки казне королевской, нисколько не изменяли обычного порядка взимания государственных повинностей, таковы например: пожалование населенным имением, Магдебургское право, подушный надел полевыми участками и тому подобные. Близ города Рославля, во времена Сигизмунда III, после военных погромов, не могло не оказаться выморочных никому не принадлежащих полевых участков, как и через несколько десятилетий, в 1700 году, не записанные еще ни за кем леса близ Рославля тянулись «на пятнадцать верст за Острь реку»* (*В архиве Рославльской городской управы, в «Старинном деле о размежевании городских полевых земель», см. стр.129); за смертью владельцев и неявкой наследников, такие участки делались достоянием казны, а в руках королевских становились сильным средством против эмиграции и, разделенные подушно мещанам, служили крепким звеном для прикрепления граждан к городу.
      Пожалование полевой земли городу Рославлю местное предание приписывает королю Сигизмунду, но о годе самого события умалчивает, и поэтому трудно решить – подразумевает ли оно тут Сигизмунда III, или одного из соименных венценосных его предшественников. Быть может, Сигизмунд III, признавшему в 1610 году власть его Рославлю, только добавил некоторое количество земли, уступая местным нуждам и – в то же время – прикрепляя этим самым безземельных мещан к городу. Верно по крайней мере то, что и до 1610 года, еще не подчинившись Сигизмунду III, рославльчане уже занимались полевым хозяйством, владея полями по наследственному праву, и передавали своим согражданам полевые свои участки, как свою собственность, в доказательство чего мы и приводим здесь дошедшую до нас старинную копию следующей запродажной записи.
      «Року 1600, индикта месяца июня 18-го дня, я, Анна Ивановна Кузмина, я Тотстухина, мещанка рославльская, маючи я всебе морг сенокосный, свой власный, батьковский, лежачий тут при месте за Редкиным, идучи к Остру, по правой стороне речки, сумеж з Вавулиным моргом, а напротив за моргом Михайлы ш Гвоздя, свой власный, ни кому ни в чем не виноватый и в суме пенезей ни кому незаведенный, я, Анна Ивановна, продала есми пану Петру Гутору, Иванову сыну, бурмистру, за певную суму пенезей».
      Этот случайно сохранившийся документ, бросая некоторый свет на начало владения рославльчан полевыми участками, указывает и еще на одно очень важное для исследователя рославльской старины обстоятельство: можно заключить, что в конце XVI столетия Магдебургское право было не безызвестно рославльчанам, если в их среде жил в 1600 году бурмистр – член учреждения, неизвестного в городах Московских. И сверх того, о существовании ратуши в городе Рославле в период польского владычества, свидетельствует еще один документ: так, в рославльских оброчных книгах 179 года (1671) написано за рославльскими мещанами на оброке, «Ратушные земли, чем за Королевским Величеством владели ратушные судьи, 17 волок»* (*В архиве Рославльской городской управы, в «Старинном деле о размежевании городских полевых земель», см. стр.65). Далее в этом же документе, в числе рославльских мещан, державших на оброке пустошь Поречье, или нынешнее Платоново, упоминается Ивашка Шкелев, войт – другой член городского управления, в городах Московских не принятый.
      Очевидно, что польское правительство взирало на приобретение этого края, как на приобретение полезное, способное впоследствии слиться с Польшей в одно целое, и потому спешило населить окрестности города Рославля шляхтой, а в городе – ввести обычное литовским городам управление, обеспечив существование мещан поземельным наделом. Сущность прав, дарованных городу на владение этими наделами, нам остается неизвестна, так как подлинная грамота, определявшая права владельцев, не дошла до нас, - она утрачена уже давно. В старинном документе вот как объясняется утрата королевской грамоты: «И то де Королевское привилие, во время воинское в приход под Рослав черкасских людей, у них посадских утерялось, для того, что от того нападения многие посадские были в скрытии по разным местам» * (*В архиве Рославльской городской управы, в «Старинном деле о размежевании городских полевых земель», см. стр.91).
      Слишком много выпало на долю Рославля «нападений во время воинское», а потому и невозможно с точностью определить времени, когда именно утерялось «привилие» и случился «приход под Рослав черкасских людей». Мы знаем например, что поляки, хозяйничая в Рославле, в конец разорили монастырь в 1611 году* (*См. Историко-статистич. описание Смоленск. епарх. соч. Трофимовского, изд. 1864 г., стр. 328), знаем, что в 1613 году овладели Рославлем русские, предводимые князем Черкасским* (*См. Городск. посел. В Российск. империи. Изд. 1864 г., т. IV, стр.625), и затем вскоре, по Деулинскому договору 1-го декабря 1618 года, им опять владеют поляки; по истечении срока перемирия, через 14 лет, успехами русского оружия в ноябре и декабре 1632 года, он опять возвращен России, и в нем начались исправления: разоренный монастырь возобновлен, восстановлены деревянные братские и настоятельские кельи и выстроена церковь во имя Преображения Господня* (*См. Историко-статистич. описание Смоленск. епарх. соч. Трофимовского, изд. 1864 г., стр. 328). Далее, Поляновским договором 15-го июня 1634 года Рославль снова уступлен Польше; но какого рода войсками занимаем он был в оба эти три раза, - это нам не известно, как равно и то – участвовали ли или нет в тогдашних подвигах русских войск «черкасские люди». В Истории России сочинения Соловьева мы читаем: «Когда московский гонец, подьячий Старого, отправленный в июне 1651 года к польскому королю Яну Казимиру, с царской грамотой, в которой царь выражал удивление, что королевские полномочные послы не дописывали титула царского, то в ответ со своей стороны король жаловался, «что бунтовщиков казаков Брянские воеводы пропустили через свой уезд в Литовские волости, и казаки эти взяли Рославль»* (*См. Истор. Рос. с древнейш. врем. Соловьева, изд. 1860 г. т. Х, стр. 298). Не об этом ли «нападении» упоминают посадские? А если так, то, «Королевское привилие» утерялось весьма незадолго перед окончательным присоединением города Рославля к державе Российской.